Посторонним В

Бог проснулся, отпер глаз.
Взял песчинку. Бросил в нас.
Мы проснулись. Вышел сон.
Держим ухо. Слышим стон.
Это сонный зверь зевнул.
Это скрипнул тихо стул.
Это сонный, обомлев,
Тянет голову сам лев.
Спит двуногая коза.
Дремлет гибкая лоза.
Вот ночную гонит лень,
Изо мха встает олень,
Тело стройное несет,
Шкуру темную трясет.
Вот проснулся в поле пень,
Держит очи. Смотрит день:
Над землей цветок не спит,
Птица пигалица летит.
Смотрит: мы стоим в горах
В длинных брюках, в колпаках.
Колпаками ловим тень,
Славословим новый день.

всё

Даннил Хармс

13 августа, среда, 1930 года.

СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Полями наискось к закату
Уходят девушек следы.
Они их валенками вмяты
От слободы до слободы.

А вот ребенок жался к мамке.
Луч солнца, как лимонный морс,
Затек во впадины и ямки
И лужей света в льдину вмерз.

Он стынет вытекшею жижей
Яйца в разбитой скорлупе,
И синей линиею лыжи
Его срезают на тропе.

Луна скользит блином в сметане,
Все время скатываясь вбок.
За ней бегут вдогонку сани,
Но не дается колобок.

Странная вещь привязанность к вещам. Вот, например, книга. Книга - это вещь? Или нет? Вроде, ценность должно представлять содержание книги, для любителей-собирателей - ее редкость, может быть, особенно красивое издание, возраст. Но на самом деле это не так. Например, когда мне было лет 18, мне подарили сборник Мандельштама. Сборник из Большой серии Библиотеки поэта. Только не настоящий, в магазине купленный. Тогда купить его в магазине или даже на черном рынке было мало реально. А ужасно отксеренный (я даже не помню, как это и делалось в конце 70-х) и самостоятельно переплетенный в слепой, безо всякой надписи переплет красного цвета. Некоторые тексты слишком бледные, некоторые двоятся так, что их почти невозможно прочитать. Гораздо позже я купила чудненько изданный двухтомник, поставила его на любимую полку со стихами... И он там стоит. А плохонький, красненький, ни на что не похожий, я постоянно достаю, читаю и перечитываю, глажу и люблю.
Вот, просила topsi

О временах простых и грубых
Копыта конские твердят,
И дворники в тяжелых шубах
На деревянных лавках спят.

На стук в железные ворота
Привратник, царственно ленив,
Встал, и звериная зевота
Напомнила твой образ, скиф,

Когда с дряхлеющей любовью,
Мешая в песнях Рим и снег,
Овидий пел арбу воловью
В походе варварских телег.
1914

А вечером, после морозного гуляния с Федоркой в саду, мы замечательно посидели и выпили глинтвейна. И мне вспомнилось мое любимое. Одно из.

Кому зима - арак и пунш голубоглазый,
Кому - душистое с корицею вино,
Кому - жестоких звезд соленые приказы
В избушку дымную перенести дано.

Немного теплого куриного помета
И бестолкового овечьего тепла;
Я все отдам за жизнь - мне так нужна забота -
И спичка серная меня б согреть могла.

Взгляни: в моей руке лишь глиняная крынка,
И верещанье звезд щекочет слабый слух,
Но желтизну травы и теплоту суглинка
Нельзя не полюбить сквозь этот жалкий пух.

Тихонько гладить шерсть и ворошить солому,
Как яблоня зимой, в рогоже голодать,
Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому
И шарить в пустоте, и терпеливо ждать.

Пусть люди темные торопятся по снегу
Отарою овец и хрупкий наст скрипит,
Кому зима - полынь и горький дым к ночлегу,
Кому - крутая соль торжественных обид.

О, если бы поднять фонарь на длинной палке,
С собакой впереди идти под солью звезд,
И с петухом в горшке прийти на двор к гадалке,
А белый, белый снег до боли очи ест.
1922

...

Эта фотография сделана в сентябре. Я тогда еще не фотографировала. Мы гуляли в поле, день был отличный, очень красивый - солнце и сильный ветер. На солнце было совсем тепло, но как только набегало облако, сразу становилось холодно. В поле было довольно много одуванчиков, и почти на каждом цветке сидела такая бабочка. Мы всегда считали, что это бабочка-крапивница. Может, ошибались, не знаю.
( Read more... )